| ЦЫГАНЫ (continued)
Прошло два лета. Так же бродят
Цыганы мирною толпой;
Везде по-прежнему находят
Гостеприимство и покой.
Презрев оковы просвещенья,
Алеко волен, как они;
Он без забот в сожаленья
Ведёт кочующие дни.
Всё тот же он; семья всё та же;
Он, прежних лет не помня даже,
К бытью цыганскому привык.
Он любит их ночлегов сени,
И упоенье вечной лени,
И бедный, звучный их язык.
Медведь, беглец родной берлоги,
Косматый гость его шатра,
В селеньях, вдоль степной дороги,
Близ молдаванского двора
Перед толпою осторожной
И тяжко пляшет, и ревёт,
И цепь докучную грызёт;
На посох опершись дорожный,
Старик лениво в бубны бьёт,
Алеко с пеньем зверя водит,
Земфира поселян обходит
И дань их вольную берёт.
Настанет ночь; они все трое
Варят нежатое пшено;
Старик уснул - и всё в покое...
В шатре и тихо и темно.
Старик на вешнем солнце греет
Уж остывающую кровь;
У люльки дочь поёт любовь.
Алеко внемлет и бледнеет.
Земфира Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда; не боюсь
Ни ножа, ни огня. Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю любя. Алеко Молчи. Мне пенье надоело,
Я диких песен не люблю. Земфира Не любишь? мне какое дело!
Я песню для себя пою. Режь меня, жги меня;
Не скажу ничего;
Старый муж, грозный муж,
Не узнаешь его. Он свежее весны,
Жарче летнего дня;
Как он молод и смел!
Как он любит меня! Как ласкала его
Я в ночной тишине!
Как смеялись тогда
Мы твоей седине! Алеко Молчи, Земфира! я доволен... Земфира Так понял песню ты мою? Алеко Земфира! Земфира Ты сердиться волен,
Я песню про тебя пою. Уходит и поет: Старый муж и проч. Старик Так, помню, помню - песня эта
Во время наше сложена,
Уже давно в забаву света
Поётся меж людей она.
Кочуя на степях Кагула,
Её, бывало, в зимню ночь
Моя певала Мариула,
Перед огнём качая дочь.
В уме моём минувши лета
Час от часу темней, темней;
Но заронилась песня эта
Глубоко в памяти моей. Всё тихо; ночь. Луной украшен
Лазурный юга небосклон,
Старик Земфирой пробуждён:
"О мой отец! Алеко страшен.
Послушай: сквозь тяжелый сон
И стонет, и рыдает он". Старик
Не тронь его. Храни молчанье.
Слыхал я русское преданье:
Теперь полунощной порой
У спящего теснит дыханье
Домашний дух; перед зарей
Уходит он. Сиди со мной.
Земфира Отец мой! шепчет он: Земфира! Старик Тебя он ищет и во сне:
Ты для него дороже мира. Земфира Его любовь постыла мне.
Мне скучно; сердце воли просит -
Уж я... Но тише! слышишь? он
Другое имя произносит... Старик Чьё имя? Земфира Слышишь? хриплый стон
И скрежет ярый!.. Как ужасно!..
Я разбужу его... Старик Напрасно,
Ночного духа не гони -
Уйдёт и сам... Земфира Он повернулся,
Привстал, зовёт меня... проснулся -
Иду к нему - прощай, усни. Алеко Где ты была? Земфира С отцом сидела.
Какой-то дух тебя томил;
Во сне душа твоя терпела
Мученья; ты меня страшил:
Ты, сонный, скрежетал зубами
И звал меня. Алеко Мне снилась ты.
Я видел, будто между нами...
Я видел страшные мечты! Земфира Не верь лукавым сновиденьям. Алеко Ах, я не верю ничему:
Ни снам, ни сладким увереньям,
Ни даже сердцу твоему. ................................................................ Старик О чём, безумец молодой,
О чём вздыхаешь ты всечасно?
Здесь люди вольны, небо ясно,
И жёны славятся красой.
Не плачь: тоска тебя погубит. Алеко Отец, она меня не любит. Старик Утешься, друг: она дитя.
Твое унынье безрассудно:
Ты любишь горестно и трудно,
А сердце женское - шутя.
Взгляни: под отдалённым сводом
Гуляет вольная луна;
На всю природу мимоходом
Равно сиянье льёт она.
Заглянет в облако любое,
Его так пышно озарит -
И вот - уж перешла в другое;
И то недолго посетит.
Кто место в небе ей укажет,
Примолвя: там остановись!
Кто сердцу юной девы скажет:
Люби одно, не изменись?
Утешься. Алеко Как она любила!
Как нежно преклонясь ко мне,
Она в пустынной тишине
Часы ночные проводила!
Веселья детского полна,
Как часто милым лепетаньем
Иль упоительным лобзаньем
Мою задумчивость она
В минуту разогнать умела!..
И что ж? Земфира неверна!
Моя Земфира охладела!... Старик Послушай: расскажу тебе
Я повесть о самом себе.
Давно, давно, когда Дунаю
Не угрожал еще москаль -
(Вот видишь, я припоминаю,
Алеко, старую печаль.)
Тогда боялись мы султана;
А правил Буджаком паша
С высоких башен Аккермана -
Я молод был; моя душа
В то время радостно кипела;
И ни одна в кудрях моих
Еще сединка не белела, -
Между красавиц молодых
Одна была... и долго ею,
Как солнцем, любовался я,
И наконец назвал моею...
Ах, быстро молодость моя
Звездой падучею мелькнула!
Но ты, пора любви, минула
Ещё быстрее: только год
Меня любила Мариула.
Однажды близ Кагульских вод
Мы чуждый табор повстречали;
Цыганы те, свои шатры
Разбив близ наших у горы,
Две ночи вместе ночевали.
Они ушли на третью ночь, -
И, брося маленькую дочь,
Ушла за ними Мариула.
Я мирно спал; заря блеснула;
Проснулся я, подруги нет!
Ищу, зову - пропал и след.
Тоскуя, плакала Земфира,
И я заплакал - с этих пор
Постыли мне все девы мира;
Меж ими никогда мой взор
Не выбирал себе подруги,
И одинокие досуги
Уже ни с кем я не делил.
Алеко Да как же ты не поспешил
Тотчас вослед неблагодарной
И хищникам и ей коварной
Кинжала в сердце не вонзил? Старик К чему? вольнее птицы младость;
Кто в силах удержать любовь?
Чредою всем даётся радость;
Что было, то не будет вновь. Алеко Я не таков. Нет, я не споря
От прав моих не откажусь!
Или хоть мщеньем наслажусь.
О нет! когда б над бездной моря
Нашел я спящего врага,
Клянусь, и тут моя нога
Не пощадила бы злодея;
Я в волны моря, не бледнея,
И беззащитного б толкнул;
Внезапный ужас пробужденья
Свирепым смехом упрекнул,
И долго мне его паденья
Смешон и сладок был бы гул.
|
| THE GYPSIES (cont.)
Two years pass by. The gypsy clan
Roam the plains in their peaceful throng
And to them all places, as before, belong,
Offering hospitality and rest.
Despising the shackles of modernity
Aleko, like them, is also free.
Without regrets or anxiety
He spends his nomadic days at ease.
He is still as he was, the family is the same,
He obliterates all his former days,
Being accustomed now to the gypsies' ways.
He loves their sheltered camps at nightfall,
And the joy of idleness eternal,
And their language, poor, but sonorous.
Within his tent, a shaggy guest,
The tame bear, an exile from its home,
Is taken around the villages
That scatter the higway, and in a yard
His antics are watched by a wary crowd,
Heavily he dances and fiercely roars
While the imprisoning chain he angrily gnaws.
The old man leans on his walking cane
And beats lethargically his drum again.
Aleko leads the bear round and sings
While Zemfira collects the small offerings
Which the peasants happily present.
Then night descends; the three in the tent
Prepare their meal of unreaped grain.
The old man slumbers - all is at rest,
The dark tent becomes a peaceful nest.
In the spring sunshine the old man sits
Warming the blood which old age has chilled;
By the cradle his daughter a love song sings.
Aleko listens and grows pale.
Zemfira Ancient husband, hideous brute,
Burn me and slash me in your ire
I care not a jot and I have no fear
Of you, or your knife, or your fire.
I loathe you utterly,
I despise you completely,
It is for another that I sigh,
And loving him forever I will die. Aleko
Be quiet. That song is tedious.
I don't like songs that are crude.
Zemfira
You don't like it? I care not.
It is for myself I sing this song.
Burn me and slash me
Not a sign will I show;
Ancient husband, hideous brute,
Who he is you'll never know He is fresher than spring,
Hotter than summer days,
So young and bold in his ways
How his love for me takes wing. How I caressed him at night,
In the silence and darkness!
How we both laughed together
At your hideous greyness!
Aleko Be quiet Zemfira! I've heard enough.....
Zemfira
So then you understood my song?
Aleko Zemfira! Zemfira
Rage as you wish.
The song I sing is for you alone.
She leaves singing 'Ancient husband, hideous brute,' as she goes.
Old man
Yes I remember, I remember,
That song in the old time was composed
And oft in the gatherings round the embers
It was sung to amuse both young and old.
And over the steppes as we wandered slow
Around Kagúl, my Mariula
Would sing it in the firelight glow,
Rocking the cradle of Zemfira.
But the passing years, in my old mind,
From hour to hour all fade away,
But this song is of another kind,
In my memory it is etched and will surely stay.
.............................
Night; all is quiet; the moon beautifies
The azure horizon of the south
Zemfira wakes the old man and cries
"O father, Aleko is wild and uncouth.
He terrifies me, listen, he moans
In his dream, and sobs, and groans". Old man
Don't touch him. Keep quiet and still.
I heard a Russian superstition:
In the middle of night a household goblin
Hampers the breathing of one who sleeps;
Before dawn he leaves, so sit with me.
Zemfira Father, he's whispering : Zemfira! Old man Even in sleep for you he yearns.
More than the whole world for you he burns. Zemfira His love for me is like ice on my heart.
I am bored. Already I long to depart
From him. But quiet, the name, can you hear,
He is trying to speak... Old man Whose might it be, dear? Zemfira Listen how he groans so loudly
And grinds his teeth most horridly?
I will wake him...... Old man There is no need,
Do not chase the goblin away.
He'll leave himself... Zemfira He's moving,
He's raised himself, he calls, he wakens -
I'll go to him, goodbye, you must sleep. Aleko Where were you? Zemfira I was with father.
Some demon was tormenting you.
Your soul was suffering torture
As you slept. You terrified me.
In sleep you ground your teeth
And called me. Aleko I dreamt of you.
It seemed as if between us two....
I dreamed most terrifying dreams! Zemfira Do not believe these night time visions. Aleko
Ah, I believe nothing, it seems,
Not sweet assurances, not dreams,
Not even the heart that lies in you.
................................................................
Old man
What is it now, you foolish fellow
What is it that makes you ever to sigh so?
Here we are free, the heavens are blue,
Our women are renowned far for their beauty.
Weep not. This sorrow will destroy you.
Aleko
Father, she no longer loves me.
Old man
Console yourself; she's but a child.
Your misery is quite meaningless.
You love so gloomily and with distress,
But a woman's love is light and wild.
Look how in the heavens above us
The maiden moon strolls carelessly;
On all of nature, without fuss
She pours her light abundantly.
She looks upon some cloud or other
And brightens it with radiance,
But then she turns towards another
And adorns that one with a brief glance.
Who will direct her to one place
Saying 'Stay here, and do not range'.
Who to a young girl's heart and face
Would say 'Love one, and never change'.
Console yourself .
Aleko
But how she loved me!
Leaning over me, oh so tenderly,
In the spacious silence of the steppes
She whiled the nighttime hours away.
Full of a childish happiness
How often with her whispering
Or rapturous, adoring kissing,
My dark and thoughtful gloominess
In a trice she banished far away!
And what then? She is fickle and false.
My own Zemfira is cold and untrue.
Old man
Listen. A story I will tell you,
A story about myself, you'll see.
Long, long before old Muscovy
Threatened the Danube with its might
( You see, I am remembering
Aleko, an old, sad, distant plight)
For then we mostly feared the Sultan,
And a pasha over Budjak ruled
From the high towers of Akkerman -
Young was I then, and unschooled
My soul was, passionately seething.
And of my hairs not a single curl
Was whitened with the frost of age.
Among all the beauties there was one girl
Just one.... For long I was her page.
I worshipped her just like the sunshine,
And in the end I called her mine.
Ah swiftly did my youth fly past,
A falling star, which cannot last!
But you, the time of love, so dear,
Much faster still. For only a year
My Mariula's love shone clear.
Once near the waters of Kagúl
We met a stranger gypsy camp.
Close to ours, beneath the hill,
They pitched their tents and lit their lamp.
Two nights we both together stayed
And on the third they left, and Mariula,
Abandoning her baby daughter,
Went with them. Slumbering I laid
At rest, peacefully, till the dawn came.
I woke, my wife, my love, she'd gone!
I searched, no trace, I called her name.
In grief Zemfira howled and cried,
And I cried too, and from that time
All girls wherever in the whole world wide
Were repellent to me, my eyes never
Upon them fell to choose a lover,
Or friend, and solitarily
My tedious life I drag on drearily.
Aleko
But why did you not hasten there and then
After the ungrateful girl, and when
Her and and that trickster you had found
With a dagger in the heart make a fatal wound?
Old man
But why? Youth is more free than the birds above,
And who has the power to imprison love?
To all in turn is given joy and pain,
And what has been cannot be again.
Aleko
I am not like that. No, without a fight
None of my rights will I renounce!
Or in revenge I'll take delight.
Even upon the cliff top's height
Above the sea, if my enemy lay
Sleeping, I swear my knife would slay
Him unsparingly, the villain I'd trounce.
In the waves of the sea, without a frown
Quite mercilessly I'd push him down,
The sudden horror of his awakening
I'd reproach with a savage laughter's ring.
And for a long time the sound of his fall
Would be droll, sweet music to my soul.
|
